Элита в кандалах

После того как Николай I смягчил первоначальные приговоры, 121 декабрист отправился в Сибирь. 25 человек — на пожизненную каторгу, остальные — на различные сроки с последующей ссылкой.

Это было не просто наказание. Это был социальный эксперимент, которого Россия еще не видела. Цвет нации, герои войны 1812 года, блестящие офицеры и аристократы оказались в мире, где их статус значил меньше, чем умение держать в руках кирку.

Но они не сломались. Они создали в сибирской глуши уникальную цивилизацию, своего рода «государство в государстве», где действовали свои законы чести, взаимопомощи и просвещения.

Нерчинский ад и «благодатные» условия

Первым пунктом назначения для самых «опасных» (Волконского, Трубецкого, Оболенского и других лидеров) стал Благодатский рудник Нерчинской каторги. Место с ироничным названием «Благодатский» было настоящим адом.

Деревня из одной улицы, выжженная земля вокруг (лес вырубили на 50 верст, чтобы беглым негде было прятаться) и свинцово-серебряный рудник. Аристократы, привыкшие к балам и дуэлям, теперь спускались в шахту на глубину 70 саженей (около 150 метров).

Работали в кандалах. Норма — перенести 30 носилок руды (по 80 кг каждая). Это тяжелый физический труд даже для крепкого мужика, а для изнеженного дворянина — пытка. Местные каторжники-уголовники, видя мучения «бар», иногда из жалости помогали им выполнять норму.

Жили они в тесных клетушках-камерах, где нельзя было выпрямиться в полный рост. Волконский, Трубецкой и Оболенский делили одну конуру на троих. Это были «тюрьмы внутри тюрьмы». Свечи отбирали, книги запрещали.

Но даже в этих условиях они умудрились устроить бунт. Когда смотритель Рик запретил прогулки и отнял свет, декабристы объявили голодовку. И система дрогнула — режим смягчили.

Зерентуйский заговор: последний бой

Не все смирились. Иван Сухинов, бывший поручик, герой войны, решил, что лучше умереть, чем гнить заживо. В 1828 году в Зерентуйской тюрьме он организовал заговор. План был дерзким: захватить оружие, поднять каторжан (уголовников!), пойти на Читу и освободить товарищей.

Заговор раскрыли (предательство — вечный спутник таких историй). Сухинова приговорили к четвертованию, замененному расстрелом. Он не стал ждать палачей и покончил с собой накануне казни. Это была единственная попытка вооруженного сопротивления в Сибири.

Читинская академия

Осенью 1827 года всех декабристов собрали в Читинском остроге. Условия здесь были мягче. Рудников не было, поэтому «государственные преступники» занимались общественно полезным трудом: мели улицы, рыли канавы, мололи зерно на ручных жерновах.

Но главное — они наконец-то были вместе. Семьдесят образованнейших людей России в одном замкнутом пространстве. Что они сделали? Они открыли университет.

«Каторжная академия» — так они это называли. Никита Муравьев читал лекции по стратегии и тактике, Фердинанд Вольф (врач) — по анатомии и химии, Николай Бестужев — по физике и истории флота. Они учили друг друга иностранным языкам, спорили о философии и политике.

Это было уникальное интеллектуальное братство. Люди, лишенные всего, продолжали жить жизнью духа.

Ангелы-хранители

Отдельная глава этой саги — жены. Екатерина Трубецкая, Мария Волконская, Александра Муравьева и другие. Они бросили дворцы, титулы, богатство и детей, чтобы поехать за мужьями в Сибирь.

Это не был просто красивый жест. Это был подвиг самоотречения. В Благодатском руднике Трубецкая и Волконская жили в жалкой лачуге со слюдяными окнами, где печь дымила, а ноги упирались в дверь. Они готовили мужьям еду, чинили одежду, передавали письма (что было запрещено).

Трубецкой, не имея возможности видеть жену, оставлял для нее букетики полевых цветов на дороге, по которой его вели в шахту. Мария Волконская целовала кандалы мужа при первой встрече.

Именно женщины пробили брешь в информационной блокаде. Они писали письма родным, добивались посылок с книгами и лекарствами, тормошили петербургскую родню. Во многом благодаря им режим содержания постепенно смягчался. В 1828 году с декабристов наконец сняли кандалы.

Петровский Завод: тюрьма без окон

В 1830 году всех перевели в новую тюрьму — Петровский Завод. Здание построили специально для декабристов, по проекту, утвержденному лично Николаем I. И царь постарался: в камерах не было окон. Вообще.

«Это могила», — писала Александра Муравьева. Темнота, сырость, холод. Только после настойчивых просьб жен и коменданта Лепарского (который, надо отдать ему должное, не был зверем) в стенах прорубили узкие щели под потолком.

Здесь они прожили почти десять лет. Здесь умирали, здесь рождались дети, здесь писались мемуары и научные трактаты. Николай Бестужев, талантливый художник, создал галерею портретов всех узников — бесценный исторический документ.

Поселение: цивилизаторы поневоле

Когда сроки каторги заканчивались, декабристов отправляли на вечное поселение. География была обширной: от Тобольска до Якутска.

И вот тут случилось чудо. Люди, выброшенные из жизни, начали эту жизнь менять.

Врачи: Фердинанд Вольф в Тобольске лечил всех бесплатно. К нему ехали за сотни верст. Он стал легендой.

Учителя: Иван Якушкин в Ялуторовске открыл школу для мальчиков и девочек (первую в Сибири!). Сам писал учебники, сам мастерил глобусы.

Агрономы: Братья Муравьевы в селе Урик развели образцовое хозяйство. Выращивали табак, арбузы, дыни, строили парники. Научили местных сажать огурцы и помидоры (до этого сибиряки знали только репу и капусту).

Инженеры: Николай Бестужев в Селенгинске усовершенствовал печи («бестужевские печи» грели лучше и потребляли меньше дров), придумал новую конструкцию хронометра, изучал буддизм.

Они несли культуру не как миссионеры, а как соседи. Они учили крестьянских детей грамоте, лечили их родителей, внедряли новые технологии. Сибирь для них стала не местом ссылки, а новой родиной, которую они старались обустроить.

Наследие

В 1856 году, после смерти Николая I, новый император Александр II объявил амнистию. Из 121 декабриста до этого дня дожили только 34. Многие вернулись в Европейскую Россию, но некоторые остались в Сибири навсегда — там были могилы друзей, там выросли дети, там прошла жизнь.

Декабристы оставили после себя не только память о восстании. Они оставили Сибири школы, больницы, библиотеки, новые сорта овощей и, главное, пример того, как оставаться человеком в нечеловеческих условиях.

Сегодня в Иркутске, Чите, Ялуторовске стоят памятники этим людям. Их дома стали музеями. И это справедливо. Потому что историю Сибири XIX века невозможно представить без этих «государственных преступников», которые сделали для края больше, чем многие губернаторы.

Ирония судьбы: Николай I хотел стереть их из памяти, закопать в сибирских рудах. А в итоге он своими руками создал легенду, которая живет уже двести лет.